Неточные совпадения
Наскучило идти — берешь извозчика и
сидишь себе как барин, а не хочешь заплатить ему — изволь:
у каждого дома есть сквозные
ворота, и ты так шмыгнешь, что тебя никакой дьявол не сыщет.
В возок боярский их впрягают,
Готовят завтрак повара,
Горой кибитки нагружают,
Бранятся бабы, кучера.
На кляче тощей и косматой
Сидит форейтор бородатый,
Сбежалась челядь
у воротПрощаться с барами. И вот
Уселись, и возок почтенный,
Скользя, ползет за
ворота.
«Простите, мирные места!
Прости, приют уединенный!
Увижу ль вас?..» И слез ручей
У Тани льется из очей.
У ворот одного дома
сидела старуха, и нельзя сказать, заснула ли она, умерла или просто позабылась: по крайней мере, она уже не слышала и не видела ничего и, опустив голову на грудь,
сидела недвижимо на одном и том же месте.
На пороге одной из комнаток игрушечного дома он остановился с невольной улыбкой:
у стены на диване лежал Макаров, прикрытый до груди одеялом, расстегнутый
ворот рубахи обнажал его забинтованное плечо; за маленьким, круглым столиком
сидела Лидия; на столе стояло блюдо, полное яблок; косой луч солнца, проникая сквозь верхние стекла окон, освещал алые плоды, затылок Лидии и половину горбоносого лица Макарова. В комнате было душисто и очень жарко, как показалось Климу. Больной и девушка ели яблоки.
Служитель нагнулся, понатужился и, сдвинув кресло, покатил его. Самгин вышел за
ворота парка,
у ворот, как два столба, стояли полицейские в пыльных, выгоревших на солнце шинелях. По улице деревянного городка бежал ветер, взметая пыль, встряхивая деревья; под забором
сидели и лежали солдаты, человек десять, на тумбе
сидел унтер-офицер, держа в зубах карандаш, и смотрел в небо, там летала стая белых голубей.
Чувствовалось, что Безбедов искренно огорчен, а не притворяется. Через полчаса огонь погасили, двор опустел, дворник закрыл
ворота; в память о неудачном пожаре остался горький запах дыма, лужи воды, обгоревшие доски и, в углу двора, белый обшлаг рубахи Безбедова. А еще через полчаса Безбедов, вымытый, с мокрой головою и надутым, унылым лицом,
сидел у Самгина, жадно пил пиво и, поглядывая в окно на первые звезды в черном небе, бормотал...
Вход в переулок, куда вчера не пустили Самгина, был загроможден телегой без колес, ящиками, матрацем, газетным киоском и полотнищем
ворот. Перед этим сооружением на бочке из-под цемента
сидел рыжебородый человек, с папиросой в зубах; между колен
у него торчало ружье, и одет он был так, точно собрался на охоту. За баррикадой возились трое людей: один прикреплял проволокой к телеге толстую доску, двое таскали со двора кирпичи. Все это вызвало
у Самгина впечатление озорной обывательской забавы.
Невыспавшиеся девицы стояли рядом, взапуски позевывая и вздрагивая от свежести утра. Розоватый парок поднимался с реки, и сквозь него, на светлой воде, Клим видел знакомые лица девушек неразличимо похожими; Макаров, в белой рубашке с расстегнутым
воротом, с обнаженной шеей и встрепанными волосами,
сидел на песке
у ног девиц, напоминая надоевшую репродукцию с портрета мальчика-итальянца, премию к «Ниве». Самгин впервые заметил, что широкогрудая фигура Макарова так же клинообразна, как фигура бродяги Инокова.
Почти
у всяких
ворот кучера
сидят, толстые, как мясники какие, только и дела что собак гладят да играют с ними; а собаки-то, маменька, как львы.
— Ах, какая пыль! — очнувшись от восторга, заметил он. — Захар! Захар! — долго кричал он, потому что Захар
сидел с кучерами
у ворот, обращенных в переулок.
Между тем уж он переехал на дачу и дня три пускался все один по кочкам, через болото, в лес или уходил в деревню и праздно
сидел у крестьянских
ворот, глядя, как бегают ребятишки, телята, как утки полощутся в пруде.
Несмотря, однако ж, на эту наружную угрюмость и дикость, Захар был довольно мягкого и доброго сердца. Он любил даже проводить время с ребятишками. На дворе,
у ворот, его часто видели с кучей детей. Он их мирит, дразнит, устроивает игры или просто
сидит с ними, взяв одного на одно колено, другого на другое, а сзади шею его обовьет еще какой-нибудь шалун руками или треплет его за бакенбарды.
Другой
сидит по целым часам
у ворот, в картузе, и в мирном бездействии смотрит на канаву с крапивой и на забор на противоположной стороне. Давно уж мнет носовой платок в руках — и все не решается высморкаться: лень.
У ворот по обеим сторонам, на пьедесталах,
сидели коралловые животные, вроде сфинксов.
В углу под навесом,
у самых
ворот,
сидели двое или трое молодых людей, должно быть сотрудники, один за особым пюпитром, по-видимому главный, и писали.
На скамейке
у ворот сидел и прохлаждался вечерним воздухом лакей Смердяков, и Иван Федорович с первого взгляда на него понял, что и в душе его
сидел лакей Смердяков и что именно этого-то человека и не может вынести его душа.
Проходя по двору, Алеша встретил брата Ивана на скамье
у ворот: тот
сидел и вписывал что-то в свою записную книжку карандашом. Алеша передал Ивану, что старик проснулся и в памяти, а его отпустил ночевать в монастырь.
Мы вышли из
ворот и разошлись. Огарев пошел к Маццини, я — к Ротшильду.
У Ротшильда в конторе еще не было никого. Я взошел в таверну св. Павла, и там не было никого… Я спросил себе ромстек и,
сидя совершенно один, перебирал подробности этого «сновидения в весеннюю ночь»…
— Она
у ворот сидит, — отвечает Пахом.
Сверх того, я видел, что
у ворот конного двора стоит наша коляска с поднятым фордеком и около нее
сидит наш кучер Алемпий, пускает дым из трубки-носогрейки и разговаривает с сгорбленным стариком в синем, вылинявшем от употребления крашенинном сюртуке.
На коне верхом
сидел человек с бутылкой водки. Он орал песни.
У ворот кипятился пристав в шикарном мундире с гвардейским, расшитым серебром воротником. Он орал и грозил кулаком вверх.
У ворот избы Тараса действительно
сидел Кишкин, а рядом с ним Окся. Старик что-то расшутился и довольно галантно подталкивал свою даму локтем в бок. Окся сначала ухмылялась, показывая два ряда белых зубов, а потом, когда Кишкин попал локтем в непоказанное место, с быстротой обезьяны наотмашь ударила его кулаком в живот. Старик громко вскрикнул от этой любезности, схватившись за живот обеими руками, а развеселившаяся Окся треснула его еще раз по затылку и убежала.
— Гли-ка, гли, Яша! — крикнул Мыльников, выглядывая из-за его спины. —
У моих-то
ворот кто
сидит?
Возле часовни, в самых темных
воротах, постоянно
сидел на скамеечке семидесятилетний солдат,
у которого еще, впрочем, осталось во рту три зуба.
Вскоре я тоже всеми силами стремился как можно чаще видеть хромую девочку, говорить с нею или молча
сидеть рядом, на лавочке
у ворот, — с нею и молчать было приятно. Была она чистенькая, точно птица пеночка, и прекрасно рассказывала о том, как живут казаки на Дону; там она долго жила
у дяди, машиниста маслобойни, потом отец ее, слесарь, переехал в Нижний.
Потом я
сидел с нею
у ворот на лавочке и спрашивал, как это она не боится пьяных.
У ворот на лавочке
сидел дворник в красной кумачной рубахе, синих штанах и босой. Как всегда, он
сидел неподвижно, его широкая спина и затылок точно примёрзли к забору, руки он сунул за пояс, рябое скучное лицо застыло, дышал он медленно и глубоко, точно вино пил. Полузакрытые глаза его казались пьяными, и смотрели они неотрывно.
Старый красавец Базунов,
сидя на лавке
у ворот, плавною искусною речью говорит о новых временах...
На Стрелецкой жили и встречались первые люди города: Сухобаевы, Толоконниковы, братья Хряповы, Маклаковы, первые бойцы и гуляки Шихана; высокий, кудрявый дед Базунов, — они осматривали молодого Кожемякина недружелюбно, едва отвечая на его поклоны. И ходили по узким улицам ещё вальяжнее, чем все остальные горожане, говорили громко, властно, а по праздникам,
сидя в палисадниках или
у ворот на лавочках, перекидывались речами через улицу.
Однажды, тёмным вечером, Кожемякин вышел на двор и в сырой тишине услыхал странный звук, подобный рыданиям женщины, когда она уже устала от рыданий. В то же время звук этот напоминал заунывные песни Шакира, — которые он всегда напевал за работой, а по праздникам
сидя на лавке
у ворот.
Кирша, поговорив еще несколько времени с хозяином и гостьми, встал потихоньку из-за стола; он тотчас заметил, что хотя караул был снят от
ворот, но зато
у самых дверей
сидел широкоплечий крестьянин, мимо которого прокрасться было невозможно. Запорожец отыскал свою саблю, прицепил ее к поясу, надел через плечо нагайку, спрятал за пазуху кинжал и, подойдя опять к столу, сел по-прежнему между приказчиком и дьяком. Помолчав несколько времени, он спросил первого: весело ли ему будет называться дедушкою?
Бывало, шутливый такой, грохочет с утра до вечера, с ребятишками возится или выйдет за
ворота скворцом позабавиться: «Эх, самец-то
у меня хорош, скажет, вот разве самка бы не опростоволосилась: не
сидит, шут ее знает, на яйцах!
И жители, точно, гуляют иногда по бульвару над рекой, хотя уж и пригляделись к красотам волжских видов; вечером
сидят на завалинках
у ворот и занимаются благочестивыми разговорами; но больше проводят время
у себя дома, занимаются хозяйством, кушают, спят, — спать ложатся очень рано, так что непривычному человеку трудно и выдержать такую сонную ночь, какую они задают себе.
Силан (про себя). Эге! Вот оно что! (Матрене). Иду, иду, хозяин; всю ночь буду
у калитки
сидеть, — оставайся с успокоем. (Идет к
воротам).
Силан. Вот она где
у меня
сидит, пропажа эта. По этому случаю, теперь, братцы мои — господа приказчики,
У меня чтоб аккуратно: в девятом часу чтоб дома, и
ворота на запор. А уж это, чтоб по ночам через забор лазить, — уж это заведение надо вам бросить; а то сейчас за
ворот, да к хозяину.
Однажды в полдень воскресенья Яков Маякин пил чай
у себя в саду. Расстегнув
ворот рубахи и обмотав шею полотенцем, он
сидел на скамье под навесом зелени вишен, размахивал руками в воздухе, отирая пот с лица, и немолчно рассыпал в воздухе быструю речь.
Через несколько минут он
сидел на лавке
у ворот какого-то дома и бормотал, искусственно напрягаясь...
У высоких решетчатых железных
ворот завода бессменно, день и ночь,
сидит сторож, обыскивая каждого выходящего изнутри и спрашивая каждого входящего, «зачем» и «к кому» он идет?
Измученный, голодный, оскорбленный, Иванов скорее упал, чем сел на занесенную снегом лавочку
у ворот. В голове шумело, ноги коченели, руки не попадали в рукава… Он
сидел. Глаза невольно начали слипаться… Иванов сознавал, что ему надо идти, но не в силах был подняться… Он понемногу замирал…
Более просвещенное лакейство,
сидя и любезничая с горничными
у ворот господских домов, нередко острило на наш счет, говоря: «Ой, студено — студенты идут».
Окна в том доме, где жил Кирилин, были темны, и
у ворот на лавочке
сидел городовой и спал. Ачмианову, когда он посмотрел на окна и на городового, стало все ясно. Он решил идти домой и пошел, но очутился опять около квартиры Надежды Федоровны. Тут он сел на лавочку и снял шляпу, чувствуя, что его голова горит от ревности и обиды.
Стоит воевода
у ворот и горюет, а
у ворот толкутся нищие, да калеки, да убогие, кто с чашкой, кто с пригоршней. Ближе всех к новому вратарю
сидит с деревянною чашкою на коленях лысый слепой старик,
сидит и наговаривает...
В Усторожье игумен прежде останавливался всегда
у воеводы, потому что на своем подворье и бедно и неприборно, а теперь велел ехать прямо в Набежную улицу. Прежде-то подворье ломилось от монастырских припасов, разных кладей и рухляди, а теперь один Спиридон управлялся, да и тому делать было нечего.
У ворот подворья
сидел какой-то оборванный мужик. Он поднялся, завидев тяжелую игуменскую колымагу, снял шапку и, как показалось игумену, улыбнулся.
Однажды, Ольга, я заметил безногого нищего, который, не вмешиваясь в споры товарищей,
сидел на земле
у святых
ворот и только постукивал камнем о камень, и когда вылетала искра, то чудная радость покрывала незначущее его лицо. — Я подошел к нему и сказал: «ты очень благоразумен, любезный, тем, что не мешаешься в их ссору.»
Горбун не ответил. Он был едва видим на лавке
у окна, мутный свет падал на его живот и ноги. Потом Пётр различил, что Никита, опираясь горбом о стену,
сидит, склонив голову, рубаха на нём разорвана от
ворота до подола и, мокрая, прилипла к его переднему горбу, волосы на голове его тоже мокрые, а на скуле — темная звезда и от неё лучами потёки.
У ворот, на скамье,
сидел Тихон; отламывая пальцами от большой щепы маленькие щепочки, он втыкал их в песок и ударами ноги загонял их глубже, так, что они становились не видны.
В словах жены он слышал, что она боится сына, как раньше боялась керосиновых ламп, а недавно начала бояться затейливого кофейника, подарка Ольги: ей казалось, что кофейник взорвётся. Нечто близкое смешному страху матери пред сыном ощущал пред ним и сам отец. Непонятен был юноша, все трое они непонятны. Что забавное находили они в дворнике Тихоне? Вечерами они
сидели с ним
у ворот, и Артамонов старший слышал увещевающий голос мужика...
Но зрачки Тихона таяли, расплывались, и каменное спокойствие его скуластого лица подавляло тревогу Петра. Когда был жив Антон-дурак, он нередко торчал в сторожке дворника или, по вечерам,
сидел с ним
у ворот на скамье, и Тихон допрашивал безумного...
Подчиняясь своей привычке спешить навстречу неприятному, чтоб скорее оттолкнуть его от себя, обойти, Пётр Артамонов дал сыну поделю отдыха и приметил за это время, что Илья говорит с рабочими на «вы», а по ночам долго о чём-то беседует с Тихоном и Серафимом,
сидя с ними
у ворот; даже подслушал из окна, как Тихон мёртвеньким голосом своим выливал дурацкие слова...
Сидя у окна, Артамонов старший тупо смотрел, как из города и в город муравьями бегут тёмненькие фигурки мужчин и женщин; сквозь стёкла были слышны крики, и казалось, что людям весело.
У ворот визжала гармоника, в толпе рабочих хромой кочегар Васька Кротов пел...